Эти два великих шато принадлежат двум ветвям одного и того же семейства. И то и другое хозяйства производят превосходные вина, которые известны по всему миру. Но вот их владельцы…кто они, непримиримые соперники или любящие родственники?
Середина XVIII века, немецкий город Франкфурт, еврейский квартал. Небольшой дом, совмещенный с торговой лавкой, где было развешено на продажу то, что сегодня бы назвали «second hand». За прилавком сидит немного сутулый молодой человек с густой бородой и очень живыми глазами. Торговля идет не ахти как.
Еще ребенком, когда были живы его родители, он жил с ними в доме, покрытом красной черепицей. По тогдашней традиции, евреям давали прозвища, каким-то образом связанные с характерной особенностью их жилища. Так эту семью начали называть «Ротшильдами». Немецкие евреи говорили на языке идиш, считавшемся диалектом немецкого языка. Многие слова в нем совпадали по произношению с немецкими, а вот письменность была из иврита.
По одной из версий прозвище «рот шильд» произошло от красной крыши, а по другой, от вывески в виде красного щита над лавкой. Отсюда и название чилийского Escudo Rojo, что в переводе с испанского «красный щит». Прозвище прижилось, хотя настоящее имя этого человека было Майер Амшель.
Когда пришло время, Майер женился на девушке из этого же еврейского квартала — Гутеле Шнаппер. У них родилось 11 детей, пять из которых были мальчиками. Из этого неказистого домика в центре Европы Майер вывел в жизнь своих сыновей, которым впоследствии удалось создать династию могущественных финансистов мира. Один из них остался с отцом во Франкфурте, остальные разъехались в Вену, Лондон, Неаполь и Париж. Этот факт символично был запечатлен в виде пяти стрел в сжатом кулаке, направленных вверх, на этикетке вина Мутон-Ротшильд урожая 1924 года.
Но мы остановимся на двух ветвях династии Ротшильдов — английской и французской, ведь именно им принадлежат два великих винных хозяйства. Интересно, что если в банковском бизнесе Ротшильды старались всячески помогать друг другу, то все, что касалось вина, наоборот приводило к жесткому соперничеству и конкуренции между этими ветвями семейства.
Мутон-Ротшильд
А началось все с того, что 11 мая 1853 года глава английской ветви семьи Натаниэль Ротшильд, являвшийся внуком основателя династии, купил за огромную по тем временам сумму в 1,125 млн франков золотом медокское хозяйство Бране-Мутон с 76 га виноградников.
К этому моменту Натаниэль уже жил в Париже некоторое время, женившись на своей кузине баронессе Шарлотте. Что двигало им? Надо заметить, что Ротшильды просто так ничего не делали. И хотя ко времени сделки хозяйство Бране-Мутон производило качественные вина вот уже более века, виноградники поместья были в достаточно плачевном состоянии. На территории существовало только несколько сельскохозяйственных построек и подвал, не было даже дома, где мог бы жить владелец.
Но барона интересовало только вино. Хозяйство сразу же после покупки было переименовано в Мутон-Ротшильд и новые этикетки стали клеиться на бутылки с вином. Они подавались исключительно на приемах у барона Натаниэля, где присутствовал весь светский мир Парижа, перед которым он мог похвастаться вином со своим именем на этикетке. А вот на продажу вино производилось в незначительных количествах.
Спустя полтора века в ознаменование 150-летия приобретения хозяйства английской ветвью семьи, на этикетки вина Мутон-Ротшильд урожая 2003 года поместили изображение Натаниэля де Ротшильда.
Когда через два года после покупки была составлена знаменитая Классификация медокских вин 1855 года, хозяйство попало «только» во Вторую группу. Барон Натаниэль был этим оскорблен и официально заявил, что не принимает результатов Классификации. Известно, что она составлялась виноторговцами Бордо, а они при ее принятии руководствовались единственным критерием — ценой на вина хозяйств. Цена Мутона была близка к стоимости хозяйств Первой группы, Margaux, Latour, Haut Brion и Lafite, но поместье только-только выходило из кризиса, оно было в руках нового владельца всего два года, а он был англичанином.
Однако уже после Классификации к 1880-м годам, когда супервина дофиллоксерной эпохи 1860-х и 1870-х годов были выпиты, стало очевидно, что вина Мутона отвечали требованиям Первой группы. Тем не менее, дорога на Олимп была пока закрыта, и в хозяйстве был принят девиз:
«Первым быть не могу, вторым — не желаю, я — Мутон».
Кстати, название «Мутон» происходит от старо-французского «mouton», что означает холм. Место, где расположено шато, действительно представляет собой небольшой холм высотой порядка 20 метров, который доминирует над всей округой.
В то же самое время, здесь присутствует игра слов, потому что mouton на современном французском языке — это баран, овца или овен. Эта двойственность значений часто обыгрывалась в различных шутках относительно владельцев хозяйства. А когда английские Ротшильды приняли вышеупомянутый девиз, их стали называть упрямыми баранами.
Через семь лет после покупки барон умирает, и хозяйство переходит в руки его сына Джеймса, затем к внуку Генри. Оба они в поместье не бывали и им не интересовались, не желая покидать Париж и перепоручив все дела назначенным менеджерам. Сын Генри, Филипп, довольно долгое время прожил в этом поместье во время Первой мировой войны. Он тогда был еще мальчиком и буквально влюбился в это место. Основатель психоанализа Зигмунд Фрейд говорил, что детская любовь является самой крепкой, а детские привязанности — самыми долгими. Возможно это стало причиной того, что молодой Филипп де Ротшильд решает связать свою судьбу с Мутоном. В 1922 году он убеждает своего отца передать шато в его руки. В то время ему было 20 лет. Он стал первым из Ротшильдов, вплотную занявшимся виноделием.
Но сейчас мы на время покинем Филиппа и его хозяйство и переместимся на чуть более чем один километр севернее. Туда, где расположено хозяйство Лафит-Ротшильд.
Лафит-Ротшильд
Собственностью французской ветви семьи Ротшильдов это хозяйство стало в 1868 году, когда банкир Джеймс де Ротшильд, один из сыновей Амшеля Майера, приобрел его вместе с 135 гектарами земель, из которых 74 были заняты под виноградники. Покупка состоялась на 15 лет позже Мутона и обошлась ровно в четыре раза дороже — 4,540 млн франков. Впрочем, состояние хозяйства, его престиж и статус были намного выше, чем у Мутона. В Классификации 1855 года вина шато Лафит были отнесены к Первой группе и более того — в ней это хозяйство было поставлено на первое место. Вот уж действительно — лучшее из лучших.
Существовало много версий, почему Барон Джеймс отважился приобрести это хозяйство. Достаточно упомянуть, что к моменту приобретения он был сильно болен и умер спустя три месяца после покупки, так и не посетив шато в качестве владельца. Последний раз он был в Лафите за четыре месяца до сделки. Из сохранившихся писем между Джеймсом и его сыновьями следует, что он достаточно хорошо разбирался в винном рынке Бордо и, тем не менее, он колебался: «Мы банкиры, а не земледельцы», — писал Джеймс сыновьям. Они настаивали на покупке, и Барон принял положительное решение.
Есть и другая достаточно распространенная версия, что Джеймс сделал это, что бы ни в чем не уступать своему английскому племяннику. Возможно, именно в этот момент и началось соперничество в винной области между родственниками.
Известный специалист по французским винам Клайв Коатс (Clive Coates) высмеивает третью версию, что как все очень богатые люди, Джеймс был немного сумасбродом, и решил купить шато только потому, что его название совпадало с названием улицы, где был расположен банк Барона. Банк располагался в великолепном дворце Фуше на улице Rue Laffitte (два ff и два tt в отличие от названия поместья) в Париже. По мнению Коатса — это чистое сопадение.
Говорили также, что покупка Лафита была для Джеймса некоторым подтверждением его полной «офранцуженности», что было важно в моральном плане для человека, родившегося 76 лет назад в еврейском гетто Франкфурта.
Название Lafite произошло от слова из гасконского языка «la hite», что означает «пригорок» или «холмик». Действительно виноградник засеян на небольшом гравийном возвышении с экспозицией к реке. В смысле названий оба хозяйства имеют общее, просто они произошли от разных языков. Есть и еще один связывающий их момент. Вышеупомянутая Шарлотта, жена владельца Мутона Барона Натаниэля, была дочерью Барона Джеймса. Это было в традициях семьи Ротшильдов, по крайней мере до начала XX века, заключать брачные узы только между родственниками. И хотя современные генетики утверждают, что в случаях подобных браков высока вероятность рождения детей с различными умственными дефектами, в родословной Ротшильдов такого не было замечено.
После смерти Джеймса Лафит перешел по наследству к его трем сыновьям (по традициям Ротшильдов дочери не могли наследовать собственность). И уже в дальнейшем владельцами хозяйства всегда была группа людей, но кто-то один из них принимал наиболее активное участие в его руководстве. Сначала им был один из внуков Джеймса, а в следующем поколении все заботы по шато взял на себя правнук Эли Роберт де Ротшильд (Elie de Rothschild). Вот между ним и Филиппом из Мутона и продолжилось соперничество, кто лучше из Ротшильдов делает вино, племянник Филипп или дядя Эли? Это противостояние подогревалось еще и тем, что они были абсолютно противоположными по характеру и темпераменту людьми.
Филипп де Ротшильд
Филипп — яркая, артистическая натура, математик, поэт, театральный импресарио, переводчик, водитель и яхтсмен, участвовавший как в автогонках, так и в соревнованиях парусников; он был человеком выдающегося ума, наделенный богатым воображением и почти неограниченной энергией.
Когда барон переехал в хозяйство в 1922 году, здесь не было водопровода, электричества и приличных дорог. Надо было поездом ехать до Бордо, а потом 65 км на конной повозке по разбитой дороге. Условия были спартанскими. С самого начала управления шато он начинает вникать в тонкости процесса виноделия, разбираться в мелочах и выдвигать и, что очень важно, осуществлять новые идеи. Он заново отстроил дома, всерьез занялся виноградниками. Филипп первым в районе перестал продавать свое вино негоциантам-виноторговцам, взяв на себя полную ответственность за конечный продукт.
С 1924 года вино начало разливаться по бутылкам в самом хозяйстве. Впоследствии и другие главные шато района последовали его примеру. Чтобы как-то отметить это событие, Филипп придумал, выражаясь современным языком, свою собственную «фишку». Он пригласил известного плакатного художника того времени Жана Карлю оформить винную этикетку к урожаю 1924 года. Ее изображение дано выше. Мотив наклейки простой: силуэт головы барана (mouton) и кулак, сжимающий пять стрел. Правда до конца Второй мировой войны это начинание не получило продолжения, но начиная с урожая 1945 каждый год различные художники, среди которых были люди с мировым именем и славой, оформляли новые этикетки.
В 30-е годы прошлого века, в связи с целым рядом неблагоприятных урожаев, Филипп начинает выпуск недорогой марки вин Mouton Cadet, который считается наиболее успешным винным брендом Франции. Качество и престиж вин хозяйства неуклонно двигаются вверх. Особенно удаются послевоенные урожаи. Правда в лучшем из них, 1945 года, Филипп не успел серьезно поучаствовать, поскольку только-только вернулся домой во Францию после вынужденного пятилетнего отсутствия. Но вот к лучшим урожаям 47, 49 и 61 годов ХХ века он приложил свою руку. И все это время он помнит о том, что вино Мутона по-прежнему остается во Второй группе Классификации, а ведь он с самого начала поставил перед собой на первый взгляд неразрешимую задачу — перейти в группу лучших. Но об этом мы расскажем дальше.
Барон Филипп руководил хозяйством Мутон 66 лет вплоть до своей смерти 20 января 1988 года в возрасте 85 лет. Он похоронен в семейном склепе на территории шато. После его смерти дочь Филиппина полностью ушла в дела хозяйства.
Эли де Ротшильд
Эли был скучноватым, холодным и расчетливым. В общем таким, каким и должен быть банкир. Он получил бразды правления Лафитом сразу после войны в 1946 году, когда ему было 29 лет.
К тому времени Филипп уже руководил Мутоном 24 года, хотя и «пропустил» пять военных лет, и Эли пришлось приложить немало усилий, чтобы «нагнать» своего конкурента. При его участии было создано несколько лучших послевоенных вин Лафита 1945, 47 и 49 годов, но Мутон урожая 45 года считается лучшим вином XX века (см. материал «1945. Mouton Rothschild»).
Эли навел дисциплину в поместье, порядок в финансовых делах и начал покупать хозяйства по всему миру. Тем не менее 60-е и первая половина 70-х годов прошлого века считаются «черной» полосой в истории шато, о которой Паркер писал:
«…учитывая репутацию хозяйства и цены, это посредственный продукт виноделия». Вина этого периода он характеризовал как «шокирующе легкие, излишне кислые, удручающе грубые». Руководил Лафитом Эли до 1974 года (28 лет), когда передал его своему племяннику Эрику (Eric). Сам Эли умер относительно недавно, 6 августа 2007 года, в возрасте 90 лет во время охоты недалеко от своего дома в Австрии.
Борьба за группу
Итак, все что задумывает Филипп, он осуществляет благодаря своей энергии, напору, изобретательности. Только одну вершину он пока не может покорить — обеспечить хозяйству место в Первой группе, хотя и нужно оно ему скорее из соображений престижа, удовлетворения собственных амбиций, желания сравняться по рангу с хозяйством французских родственников.
В течение декады, предшествовавшей созданию Классификации 1855 года, Мутон продавался в среднем по ценам, составлявшим 68% от цен на вина «великой четверки» Первой группы и дороже любого вина из Второй. Эта же тенденция продолжалась и в течение следующих 50 лет после Классификации, когда во время компании en primeur (продажа вин еще находящихся в бочках с последующей их поставкой покупателю через два года) цена Мутона составляла около 80% цены Лафита. И лишь после 1910 года образовался некоторый паритет в ценах. Именно поэтому в смысле цены жалобы барона Натаниэля на негативное отношение к его хозяйству составителей списка лучших хозяйств района выглядит неубедительными.
Возглавив хозяйство Мутон в 1922 году, Филипп сразу начал предпринимать попытки продвинуть свое шато в заветную группу. Это заняло у него ровно 50 лет. Он столкнулся с массой бюрократических и административных проблем, но основные трудности чинила оппозиционная партия, состоящая из других хозяйств Первой группы, возглавляемая дядей Эли де Ротшильдом из соседнего Лафита. Он не желал видеть хозяйство Мутон в Первой группе. Филипп это прекрасно понимал и не оставался в долгу. На обедах, устраиваемых у себя в поместье, он щедро выставлял на столы вина Лафит-Ротшильд, но только скромных, непримечательных урожаев, которые проигрывали винам Мутона исключительных лет, сервировавшимся вслед. Или же, когда ставили на стол бутылку Лафита, то к нему всегда подавали блюдо, обильно приправленное соусом карри, чтобы подавить любые вкусовые и ароматические нюансы вина.
Жестким соперничество между шато было и на комерческом уровне. Каждое из хозяйств старалось установить цену на свое вино чуть выше, чем у родственника-конкурента, что в немалой степени способствовало стремительному росту цен на вина Бордо в начале 1970-х годов.
У семейств был шанс примириться 4 марта 1961 года. В тот день в Пойяке барон Филипп выдавал замуж свою дочь — Филиппину. На свадьбу съехались Ротшильды со всего мира. Чтобы доставить их на это торжество, были поданы спальные вагоны, в которых византийская роскошь сочеталась с современным сервисом. Один из вагонов был отдан известному модельеру и стилисту Александру Диору, который бесплатно делал прическу и макияж всем желающим. Запечатлеть праздничную церемонию прибыл личный фотограф королевской семьи, на время покинувший Букингемский дворец.
Дворецкие в белых перчатках обносили гостей шампанским и икрой. Торжественная процессия неспешно текла по улицам городка, когда служащие замка Мутон сооружали свадебный торт, высотой более двух метров. На нем из сахарных нитей были изображены пять стрел — семейный герб Ротшильдов.
Самым шокирующим моментом свадьбы в Пойяке было то, что Филиппина вступала в брак с католиком, а союз их скрепил деревенский священник. Но Филиппина была не первой девушкой из семейства Ротшильд, ставшей женой христианина. Подобные нарушения патриархальных традиций в семействе Ротшильдов уже были. Но такие исключения могли касаться только женщин, для мужчин на подобные браки был наложен запрет. Интересно, что саму свадьбу праздновали в подвалах хозяйства Лафит-Ротшильд. Чем не повод для примирения обоих семейств? Однако свадьбу отпраздновали, торжества закончились, а вместе с буднями продолжилось старое соперничество.
Английский винный обозреватель Ned Halley вспоминает, что как-то ему посчастливилось несколько дней пожить в поместье Лафит. В один из дней он оказался за обеденным столом вместе с женой владельца хозяйства. В тот день на обед подали седло барашка — блюдо, которым славится Пойяк. Жена барона была вегетарианкой, и в ее тарелке кроме зеленого салата ничего не было. «Что, даже ни кусочка барашка?», — спросил Ned жену Ротшильда. (Напомним, что по-французски «барашек» будет «mouton»). На что последовал ответ: «Мутон — ни за что!» Автор так и не понял, что точно имела в виду почтенная дама: ее неприятие любого мяса или самого упоминания названия «Мутон» в доме Лафита.
Так до сих пор осталось и неясным, что толкнуло Эли в конечном итоге дать Мутону возможность продвинуться вверх. Только одно изменение в Классификации произошло в год ее публикации, когда Chateau Cantemerle было включено в Пятую группу после протеста его владельца. После этого 118 лет она оставалась неизменной вплоть до 1973 года.
Главная проблема для барона Филиппа заключалась в том, что не было прописано никаких процедур и условий, как сделать такое продвижение, чтобы оно было законным. Филипп умело действовал за кулисами событий, встречаясь с важными людьми, проталкивая нужные решения, согласовывая вопросы с теми инстанциями, которые имели право подать соответствующую петицию в министерство сельского хозяйства. Вовсе не исключено, что в те времена в бюрократической и коррумпированной Франции барону приходилось где-то и «подмазывать» нужных людям, например своим вином.
Наконец Торговая палата Бордо составила и отослала соотвествующий запрос наверх по бюрократической лестнице. Официальное объявление о переводе шато Мутон-Ротшильд в Первую группу состоялось 21 июня 1973. Соответствующий указ подписал министр сельского хозяйства страны Жак Ширак. Хотя так и не было до конца четко выяснено, а имело ли данное министерство законное право издавать такой декрет. В конце концов, сама Классификация 1855 года была неофициальной, так и не получившей никакой законной силы за все время своего существования. Ведь ее составители были уверены, что она нужна была только как некий путеводитель по винам Медока середины XIX века для нужд Всемирной выставки. Сами брокеры отрицали какую-либо официальную значимость своих списков. Это был своего рода «стоп-кадр» коммерческого мнения брокеров в определенный момент времени. Они были несказанно удивлены, как долго она продолжала существовать. Еще больше они бы удивились, если бы им сказали, что она будет существовать в практически неизменном виде и спустя полтора века, уже в XXI столетии.
Как бы то ни было, барон Филипп был полностью удовлетворен, посчитав что все дело его жизни наконец достигло логического конца. После этого события он поменял девиз своего хозяйства на: «Я — первый, Вторым я был, Мутон не изменился».
Это событие 1973 года Филипп отметил винной этикеткой с изображением акварели Пабло Пикассо, который умер в апреле того же года. Это был первый случай, когда на этикетке изображалась работа умершего художника. Разрешение на репродукцию картины дала дочь Пикассо Палома.
С приходом нового поколения в поместья — Эрика в 1974 в Лафит и Филиппины в 1988 в Мутон — былая вражда и соперничество сошли на нет. Нынешние владельцы хозяйств уважают друг друга. Их бизнесы разные, с разными структурами. Эрик является одним из совладельцев Лафита с еще восемью другими родственниками, а Филиппина — единственный и полноправный владелец Мутона. Но при этом они разделяют те же ценности: необходимость продолжать делать лучшие вина, на что они, их виноградники и хозяйства вполне способны.
Материалы по теме:
1945. Mouton Rothschild
| Без рубрики . |